Общая информация
Художники-лирики
Живопись почти во всех ее проявлениях — это особенная форма повествования. И потому может подразделяться не только на привычные «жанры» (картина, портрет, натюрморт…), но и на иного рода «подвиды»: «лирика», «новелла», «рассказ», «драма»…И тогда нетрудно заметить, что калужская живопись чаще всего тяготеет к лиризму. Может быть, потому, что изначально поэтичен сам «художественный материал»: города, похожие на сады; камерность, а вместе с тем и безграничность среднерусской природы. А возможно, сказывается столь же извечное стремление русских людей «раскрыть душу» (идиома эта вряд ли переводится на какой-либо европейский язык).
В кругу весьма разнообразных работ Л. А. Климентовской, пожалуй, наиболее поэтичны маленькие пейзажные этюды, эти живописные дневники. У них — личностный, интимный склад; самое зыбкое чувствование запечатлевается во всей его целостности и конкретности.Но знаменательно, что и немалых размеров композиционные работы тоже имеют поэтический строй. Картина мыслится как живописная «поэма»: воссоздаваемая сцена не столько «рассказывается», сколько переживается автором. Основное формальное качество произведений Климентовской — цветотональное единство. Красочные пятна как бы насыщены светом — цвета не сопоставляются, а переливаются друг в друга, развиваются, составляя непростые «звучания». Вместе с тем каждый созданный ею образ — пейзажный и даже портретный — заключает в себе то или иное природное событие: порыв ветра, восход солнца, весеннее цветение или осеннее угасание.
Далеко не у всех работ Г. И. Духанова — лирическое звучание. Им создано немало вполне благополучных и вполне официальных картин. А все-таки наиболее значительны, художественны те его полотна, в которых — как в свежей водою умытом зеркале — отразились облики «милой Калуги», ее окрестностей. В них ощущается искренность чувствования, непосредственность созерцания. Художник не ограничивается передачей мгновенных впечатлений. Наблюдения и настроения как бы суммируются — строятся композиционные пейзажные образы, включающие в себя элементы сюжетности, обладающие таким качеством, как картинность.
Непосредственная, чуть наивная созерцательность присуща лучшим образам Ф. Н. Елгина. Они тем более выразительны, чем менее в них деталей, чем проще они построены. Иные образы Елгина вдруг поражают неожиданной изысканностью цветотональных отношений или необычностью цветовых «аккордов», но все-таки главное достоинство его живописи — ясность видения, благородная простота переживания.
Та же созерцательность, та же искренность переживаний — в работах В. М. Лавровой. Она не изыскивала необычные мотивы, темы — и уж тем более не увлекалась формотворчеством. Все «содержимое» ее полотен «вычерпано» из мимо текущих потоков жизни. Даже в жанровых работах Лавровой нет четко заявленных сюжетных линий, нет рассказа — воссоздается «состояние души»: человека, природы, вещи (для Лавровой и «мертвая натура» — натура живая, одушевленная). И, конечно, запечатлевается в этих созданиях душевное состояние автора. Ее настроения, эмоции, чрезвычайно разнообразные переживания увиденного — а художница умела в полной мере прочувствовать и робкую прелесть полевых цветов, и строгое величие предгорий Урала.
Грустно и тягостно сознавать это — но совсем недавно ушли из жизни и Лаврова, и Елгин, и совсем не старый еще Мурадов. Но, кажется, лирическая живопись продолжает и жить, и развиваться. Среди ее создателей и обновителей немало художников еще сравнительно молодых, но уже опытных, умелых.
Самая симпатичная черта живописи В. Г. Духанова — интимность и глубинная эмоциональность образов. Художник не увлекается перечислением подробностей, детализируя лишь основные элементы изображения. Но и широко положенные пятна краски чаще всего легки, воздушны. Краски обычно в почти что равной мере характеризуют и световоздушную среду, и бытующие внутри нее цветы, дома, деревья…
Живопись Б. В. Мухина — более плотная и энергичная, более драматичная. Однако при этом самое выразительное и значимое в созданных им образах не громкие звучания красок, а тишина далей, глубоких небес, соседствующих с ними массивов леса.
Очень уютны живописные пространства картин Л. К. Минченко. Внутри них происходят мельчайшие, почти неприметные художественные события: переговариваются, перекликаются между собой самые разнообразные «персонажи» изображений — деревья, цветы, листья, лепестки… Они светятся, бликуют, отбрасывают друг на друга рефлексы.
Работы С. К. Минченко, может быть, чуть более рациональны, чуть более повествовательны — но и в его работах выразительное начало значимее, нежели начало изобразительное. Основная направленность его исканий — углубление в натуру, демонстрация ее пластических и живописных богатств, ее поэтической сути.
Исполнены лиризма и камерные пейзажи, и натюрморты Е. В. Беловой. Порывистые, но уверенные движения кисти задают достаточно напряженный темп лирическому повествованию, динамизируют многокачественную красочную «пасту». Образ воспринимается как непосредственное, энергичное, богато интонированное «высказывание».
Круг художников-лириков ныне несколько расширился и благодаря тому трагическому обстоятельству, что на окраинах бывшего Советского Союза жизнь порой становится совершенно невыносимой. Из охваченного гражданской войной Таджикистана приехал в Калугу А. Т. Бесперстов, из Грозного — А. Камков. Оба они — профессиональные живописцы. Оба явно тяготеют к поэтизированной трактовке воссоздаваемых мотивов.
В отличие от них Б. В. Дмитриев — коренной калужанин. Правда, и он некогда — более тридцати лет назад — переехал в Калугу из Минска. Но это было возвращение на родину, а причиной тому были отнюдь не внешние обстоятельства: жилось ему в Белоруссии прекрасно — он был первым в этой республике, и на ту пору единственным, реставратором живописи, да и как художник был на виду. Но, видимо, жить вдали от Калуги, жить без Калуги он не мог… И почти на всех пейзажах Дмитриева запечатлена неспешная жизнь старой Калуги. Хотя написаны эти работы весьма обобщенно, тональные и цветовые переходы тонки, а красочная поверхность очень разнообразна. В целом же образы — и органичны, и естественны. Они — лиричны на сугубо калужский лад.
Пожалуй, то же самое можно сказать и о пейзажах В. П. Соколова. Они могут показаться однообразными, даже скучноватыми — если не вглядеться в них внимательно, заинтересованно и сочувственно. Только тогда становятся заметными мельчайшие колебания «живописного поля», источник которых — одушевление и волнение, охватывающие художника в минуты единения с природой. И самая сдержанность этих чувств, не демонстрируемых, не выставляемых напоказ, а невольных и потому искренних, оказывается, конечно же, немалым достоинством работ Соколова.
Принято считать, что к лирическим «излияниям» более всего склонны люди молодые, для которых столь важно самовыразиться. Может быть, это и так. Но «самовыражение» лишь тогда социально ценно, когда художнику есть что «выражать». И потому на любой выставке стоит лишний раз остановиться перед полотнами тех живописцев-лириков, чей жизненный и духовный опыт особенно велик, — перед пейзажами и натюрмортами Климентовской и Духанова-старшего, Дмитриева и Соколова…